На одном из англоязычных собачьих сайтов я нашла вот такой рассказ от лица пса. Перевела его на скорую руку, простите за орфографию.
В конце исповеди была приписка что человек, у которого данный рассказ не вызвал слез не должен заводить собаку. А также там была просьба к людям не выбрасывать своих собак на улицы, а как минимум пристраивать их в добрые руки, но только не отправлять их в никуда.
Исповедь собаки
Когда я был щенком, то развлекал тебя своими щенячьими играми и заставлял тебя смеяться. Ты называл меня своим ребенком, и не смотря на количество изжеванных ботинок и парочки замученных в клочья подушек я стал твоим лучшим другом. Когда я озорничал, ты погрозив пальцем перед моим носом восклицал: «Как же так можно?», но в следующий момент ты смягчался и укладывал меня на спину чтоб почесать живот.
Моя социализация заняла немного больше времени чем ожидалось, потому что ты был ужасно занят. Мы над этим вместе работали.
Я помню те ночи, когда прижавшись к тебе в постели, я слушал твои откровения и тайные мечты. Я был уверен, моя жизнь не может быть более совершенной, чем она сейчас есть.
Мы ходили на долгие прогулки и пробежки в парке. Катаясь на машине, мы останавливались чтоб поесть мороженого (правда, мне доставался только вафельный рожок, потому что «мороженое вредно для собак», так ты говорил). Я подолгу дремал на солнышке в ожидании твоего возвращения в конце дня. Постепенно, ты стал все больше времени проводить на работе занимаясь своей карьерой. Ты все больше времени уделял для поиска спутницы жизни. Я терпеливо тебя ждал, утешал тебя во время твоих разочарований. Никогда не осуждал тебя за принятие неверных решений. Я с радостной суетой встречал тебя дома даже тогда, когда ты влюбился.
Она – та, которая стала твоей женой, не любительница собак. И все равно, я принял ее в наш дом, показывая ей свое уважение. Я ей подчинялся. Я был счастлив, потому что ты был счастлив. Потом появились дети, и я разделил с тобой эту радость.
Я был очарован их розовым цветом кожи, тем, как они пахли. Я тоже хотел их понянчить. Только она и ты беспокоились что я могу причинить вашим детям вред, поэтому большую часть времени я проводил изгнанным в другую комнату, или вынужден был сидеть в клетке.
Ах, как я хотел показать свою любовь к этим детям, заботиться о них! Но я стал «узником любви».
По мере того как дети подрастали, я становился их другом. Они хватали меня за шерсть, тянулись ко мне на своих шатких ножках. Они тыкали своими пальчиками мне в глаза, исследовали мои уши и целовали мой нос. Мне нравилось в них все, особенно их прикосновения. Ведь ты теперь прикасался ко мне так редко! Если бы понадобилось, я бы отдал за этих детей свою жизнь!
Я залезал к ним в кроватки и слушал их опасения и секреты. Вместе мы прислушивались к звукам машин в ожидании твоего возвращения с работы.
Раньше бывали времена когда люди спрашивая о том, есть ли у тебя собака, ты доставая из кармана бумажник показывал им мою фотографию и рассказывал разные истории обо мне. Теперь, последние несколько лет, на вопрос есть ли у тебя собака, ты просто киваешь головой и меняешь тему разговора. Я превратился из «твоей собаки» в «просто собаку».
Тебя теперь возмущает как много тебе приходится на меня тратить денег. Теперь у тебя появилась возможность сделать карьеру в другом городе, и ты со своей семьей переезжаешь из своего дома в съемную квартиру, в которой запрещено держать животных. Ты сделал правильный выбор в польз своей «семьи», но ведь когда то я был твоей единственной семьей.
Я был так рад поездке на машине, пока мы не приехали в приют для животных. Там пахло собаками и кошками, страхом и безнадежностью. Заполняя бумаги ты сказал:, «я уверен, вы сможете его пристроить», они безразлично пожали плечами, ведь они понимают реальность с которой сталкивается немолодая собака, пусть и с «родословной».
Тебе пришлость буквально разжимать пальцы твоего сына вцепившегося в мой ошейник и кричащего: «нет папочка, пожалуйста не отдавай им мою собаку!»
Я беспокоился о том, какой урок «дружбы», «верности», «любви», и «ответственности» ты только что преподал своему сыну.
На прощанье ты потрепал меня по голове, избегая смотреть мне в глаза, и вежливо отказался забрать с собой мои ошейник с поводком. У тебя не было времени, у меня его теперь не было тоже…
После того как ты ушел, две милые дамы сказали что ты наверняка давно знал о предстоящем переезде, но даже не сделал ни одной попытки чтоб найти для меня новый дом. Они покачали головами и воскликнули : «Как же так можно!?»
В приюте сотрудники уделяют нам столько времени, насколько им позволяет их загруженность. Конечно же они нас регулярно кормят, но я давно потерял свой аппетит.
Поначалу, когда кто то проходил мимо моего вольера я вскакивал и бросался вперед в надежде что ты передумал и вернулся за мной.
Это все походило на кошмарный сон. Мне хотелось, чтоб меня хоть кто нибудь забрал, кому я не был безразличен, кто спас бы меня.
Когда я понял, что за мной никто не придет, и совершенно бесполезно по-щенячьи бросаться на решетку, я покорился судьбе и стал ждать в самом дальнем углу своего вольера.
Я услышал звук шагов, как она приближалась ко мне. Это было в конце дня. Я покорно пошел за ней по узкому коридору в другую комнату. В этой комнате была блаженная тишина…
Она уложила меня на стол, потрепала за ухо, и сказала чтоб я не волновался. Мое сердце заколотилось в ожидании предстоящего, и в тоже время пришло чувство облегчения. Дни «узника любви» подошли к концу. По своей природе я больше волновался о ней, чем о себе. Тяжелый груз души, который ей придется нести в себе, это не просто. Я это знал. Я всегда с легкостью мог заметить малейшее изменение твоего настроения.
Она аккуратно затянула мне вену на задней ноге, и я увидел слезу скатившуюся по ее щеке. Я лизнул ее в лицо точно так же как это делал много раз чтоб утешить тебя, много лет назад.
Опытной рукой она ввела иглу в мою вену, так как я почувствовал укол, и прохладная жидкость распространилась по телу. Сонно гладя в ее глаза я пробормотал: «Как же так можно!?» Возможно потому, что она понимала собачью речь, она сказала: «Мне очень жаль, прости». Она обняла меня, и быстро стала объяснять что это ее работа, отправить меня в лучший мир, где меня не будут игнорировать, использовать и предавать. Место любви и света так сильно отличается от реального мира!
С моим последним биением сердца я пытался передать ей вилянием своего хвоста, что мои слова «Как же так можно!?» не относились к ней. Они были для тебя, мой любимый хозяин. Я думал о тебе, и буду думать и ждать тебя вечно!
В конце исповеди была приписка что человек, у которого данный рассказ не вызвал слез не должен заводить собаку. А также там была просьба к людям не выбрасывать своих собак на улицы, а как минимум пристраивать их в добрые руки, но только не отправлять их в никуда.
Исповедь собаки
Когда я был щенком, то развлекал тебя своими щенячьими играми и заставлял тебя смеяться. Ты называл меня своим ребенком, и не смотря на количество изжеванных ботинок и парочки замученных в клочья подушек я стал твоим лучшим другом. Когда я озорничал, ты погрозив пальцем перед моим носом восклицал: «Как же так можно?», но в следующий момент ты смягчался и укладывал меня на спину чтоб почесать живот.
Моя социализация заняла немного больше времени чем ожидалось, потому что ты был ужасно занят. Мы над этим вместе работали.
Я помню те ночи, когда прижавшись к тебе в постели, я слушал твои откровения и тайные мечты. Я был уверен, моя жизнь не может быть более совершенной, чем она сейчас есть.
Мы ходили на долгие прогулки и пробежки в парке. Катаясь на машине, мы останавливались чтоб поесть мороженого (правда, мне доставался только вафельный рожок, потому что «мороженое вредно для собак», так ты говорил). Я подолгу дремал на солнышке в ожидании твоего возвращения в конце дня. Постепенно, ты стал все больше времени проводить на работе занимаясь своей карьерой. Ты все больше времени уделял для поиска спутницы жизни. Я терпеливо тебя ждал, утешал тебя во время твоих разочарований. Никогда не осуждал тебя за принятие неверных решений. Я с радостной суетой встречал тебя дома даже тогда, когда ты влюбился.
Она – та, которая стала твоей женой, не любительница собак. И все равно, я принял ее в наш дом, показывая ей свое уважение. Я ей подчинялся. Я был счастлив, потому что ты был счастлив. Потом появились дети, и я разделил с тобой эту радость.
Я был очарован их розовым цветом кожи, тем, как они пахли. Я тоже хотел их понянчить. Только она и ты беспокоились что я могу причинить вашим детям вред, поэтому большую часть времени я проводил изгнанным в другую комнату, или вынужден был сидеть в клетке.
Ах, как я хотел показать свою любовь к этим детям, заботиться о них! Но я стал «узником любви».
По мере того как дети подрастали, я становился их другом. Они хватали меня за шерсть, тянулись ко мне на своих шатких ножках. Они тыкали своими пальчиками мне в глаза, исследовали мои уши и целовали мой нос. Мне нравилось в них все, особенно их прикосновения. Ведь ты теперь прикасался ко мне так редко! Если бы понадобилось, я бы отдал за этих детей свою жизнь!
Я залезал к ним в кроватки и слушал их опасения и секреты. Вместе мы прислушивались к звукам машин в ожидании твоего возвращения с работы.
Раньше бывали времена когда люди спрашивая о том, есть ли у тебя собака, ты доставая из кармана бумажник показывал им мою фотографию и рассказывал разные истории обо мне. Теперь, последние несколько лет, на вопрос есть ли у тебя собака, ты просто киваешь головой и меняешь тему разговора. Я превратился из «твоей собаки» в «просто собаку».
Тебя теперь возмущает как много тебе приходится на меня тратить денег. Теперь у тебя появилась возможность сделать карьеру в другом городе, и ты со своей семьей переезжаешь из своего дома в съемную квартиру, в которой запрещено держать животных. Ты сделал правильный выбор в польз своей «семьи», но ведь когда то я был твоей единственной семьей.
Я был так рад поездке на машине, пока мы не приехали в приют для животных. Там пахло собаками и кошками, страхом и безнадежностью. Заполняя бумаги ты сказал:, «я уверен, вы сможете его пристроить», они безразлично пожали плечами, ведь они понимают реальность с которой сталкивается немолодая собака, пусть и с «родословной».
Тебе пришлость буквально разжимать пальцы твоего сына вцепившегося в мой ошейник и кричащего: «нет папочка, пожалуйста не отдавай им мою собаку!»
Я беспокоился о том, какой урок «дружбы», «верности», «любви», и «ответственности» ты только что преподал своему сыну.
На прощанье ты потрепал меня по голове, избегая смотреть мне в глаза, и вежливо отказался забрать с собой мои ошейник с поводком. У тебя не было времени, у меня его теперь не было тоже…
После того как ты ушел, две милые дамы сказали что ты наверняка давно знал о предстоящем переезде, но даже не сделал ни одной попытки чтоб найти для меня новый дом. Они покачали головами и воскликнули : «Как же так можно!?»
В приюте сотрудники уделяют нам столько времени, насколько им позволяет их загруженность. Конечно же они нас регулярно кормят, но я давно потерял свой аппетит.
Поначалу, когда кто то проходил мимо моего вольера я вскакивал и бросался вперед в надежде что ты передумал и вернулся за мной.
Это все походило на кошмарный сон. Мне хотелось, чтоб меня хоть кто нибудь забрал, кому я не был безразличен, кто спас бы меня.
Когда я понял, что за мной никто не придет, и совершенно бесполезно по-щенячьи бросаться на решетку, я покорился судьбе и стал ждать в самом дальнем углу своего вольера.
Я услышал звук шагов, как она приближалась ко мне. Это было в конце дня. Я покорно пошел за ней по узкому коридору в другую комнату. В этой комнате была блаженная тишина…
Она уложила меня на стол, потрепала за ухо, и сказала чтоб я не волновался. Мое сердце заколотилось в ожидании предстоящего, и в тоже время пришло чувство облегчения. Дни «узника любви» подошли к концу. По своей природе я больше волновался о ней, чем о себе. Тяжелый груз души, который ей придется нести в себе, это не просто. Я это знал. Я всегда с легкостью мог заметить малейшее изменение твоего настроения.
Она аккуратно затянула мне вену на задней ноге, и я увидел слезу скатившуюся по ее щеке. Я лизнул ее в лицо точно так же как это делал много раз чтоб утешить тебя, много лет назад.
Опытной рукой она ввела иглу в мою вену, так как я почувствовал укол, и прохладная жидкость распространилась по телу. Сонно гладя в ее глаза я пробормотал: «Как же так можно!?» Возможно потому, что она понимала собачью речь, она сказала: «Мне очень жаль, прости». Она обняла меня, и быстро стала объяснять что это ее работа, отправить меня в лучший мир, где меня не будут игнорировать, использовать и предавать. Место любви и света так сильно отличается от реального мира!
С моим последним биением сердца я пытался передать ей вилянием своего хвоста, что мои слова «Как же так можно!?» не относились к ней. Они были для тебя, мой любимый хозяин. Я думал о тебе, и буду думать и ждать тебя вечно!